Глава немецкого Центробанка: «Кризис евро еще не миновал»

Spiegel: Господин Вайдман, вы хорошо известны вашей жесткой критикой в адрес президента Европейского Центробанка (ЕЦБ) Марио Драги. Но похоже, что кризис евро позади, и это произошло во многом благодаря вмешательству ЕЦБ. Разве он своими действиями не доказал свою правоту?

Вайдман: Тут дело не в правоте или личной конфронтации. Когда речь идет о принятии значимых решений в сфере кредитно-денежной политики, Управляющий совет ЕЦБ делает все возможное, чтобы выбрать правильную стратегию. Очень трудно принять решение, потому что кризис еще не миновал. Даже если сегодняшнее затишье на финансовых рынках наводит на мысль об обратном.

Spiegel: И все же Испания, которая однажды уже понесла потери в результате кризиса еврозоны, сегодня может брать займы под процентные ставки, рекордно низкие за всю историю валютного союза. Считаете ли вы, что это является следствием обещания, данного Марио Драги в 2012, спасти евро «во что бы то ни стало»?

Вайдман: Вы же не будете винить, например, градусник в вашей болезни. Я никогда не подвергал сомнению то, что объявив о своем намерении при необходимости приобрести значительные объемы суверенных облигаций, ЕЦБ произвел впечатление и стимулировал рынки. Но подобные меры акцентируются только на симптомах и не помогают устранить причины самого кризиса. Фактически сегодняшнее затишье вводит в заблуждение и даже таит в себе опасность, потому что правительства не испытывают давление проводить необходимые реформы. Если последние не будут внедрены, инвесторы могут быстро изменить свои прогнозы относительно рисков.

Spiegel: Но если бы ЕЦБ не вмешался, еврозона как «пациент» умерла еще во время лихорадки 2012 года.

Вайдман: Я не думаю, что это именно тот случай. Отвечая на кризис, политики создали мульти миллиардный фонд срочной помощи пострадавшим странам в обмен на требование следовать определенным условиям. И это было правильной стратегией, причем законной с точки зрения демократии. При этом с помощью фонда помощи также можно приобретать суверенные облигации. Для сравнения — любому центральному банку в еврозоне запрещено выдавать кредиты странам и приобретать облигации на первичном рынке. А вот совершая целенаправленные покупки облигаций на вторичном рынке, ЕЦБ подверг себя обвинениям в нарушении данного запрета.

Spiegel: С самого начала финансового кризиса Европейский Центробанк повышал ликвидность на рынках, каждый раз сокращая интервалы между своими действиями. Это слегка напоминает поведение наркомана, который постепенно повышает дозу, чтобы достигнуть желаемого эффекта.

Вайдман: Да, это правда, что после каждого очередного послабления в кредитно-денежной политике, общественность сразу же начинает спекулировать на тему того, что будет дальше.

Spiegel: Совсем недавно, в начале сентября, Управляющий совет ЕЦБ еще больше понизил и без того низкую процентную ставку по кредитам: с 0.15% до 0.05%. Чего этим он хотел добиться?

Вайдман: Это была не единственная предпринятая мера. После противоречивой дискуссии было достигнуто соглашение в рамках программы закупок ипотечных облигаций и ценных бумаг, обеспеченных активами (ABS). Но здесь необходимо произвести оценку пакета в целом. Несмотря на различие во мнениях относительно содержания пакета, Совет ЕЦБ продемонстрировал, что кредитно-денежная политика готова далеко пойти и раскрыть новые возможности.

Spiegel: Был ли сделан акцент больше на самом посыле, чем реальном экономическом эффекте?

Вайдман: Между этими двумя понятиями не обязательно должно быть противоречие. Сигналы, подаваемые в рамках кредитно-денежной политики, можно использовать в целях воздействия на ожидание потребителей, инвесторов и компаний. Теперь внимание уделяется не только стимулированию кредитных рынков. Но также вливанию средств напрямую в экономику, если это необходимо. Вот почему большинство решений, недавно принятых Советом ЕЦБ, по моему мнению, стали переломным моментом и важным изменением в кредитно-денежной политике ЕЦБ.

Spiegel: Достаточно ли ценных бумаг в обращении у ЕЦБ, чтобы иметь возможность потратить несколько сотен миллиардов долларов на их приобретение?

Вайдман: Если мы хотим избежать наличия ценных бумаг с высокой степенью риска и удержаться от покупки всего рынка, это хороший вопрос. Чтобы у программы был эффект, закупки должны привести к полному обновлению рынка для новых ценных бумаг.

Spiegel: Поэтому получается, что закуп ЕЦБ большого объема суверенных и корпоративных облигаций, это лишь вопрос времени. Согласны ли вы с подобной программой?

Вайдман: У меня нет особого желания спекулировать на тему того, какие дополнительные действия нужно будет предпринять после введения новых мер. Те, кто способствует подобным спекуляциям, ставят под вопрос результативность недавно предпринятых мер. Моя позиция по поводу закупа суверенных облигаций хорошо всем известна и остается неизменной.

Spiegel: Низкая инфляция в еврозоне была также представлена в качестве оправдания этим мерам. Что плохого в том, что цены не повышаются?

Вайдман: С точки зрения общественности – ничего плохого. Наоборот, у населения есть возможность покупать больше товаров. Если сравнивать с тем, что было при более высоком уровне инфляции. Но есть веские причины, почему Совет ЕЦБ стремится к уровню инфляции ниже 2%, в целях установления безопасного предела. Средний уровень инфляции на нулевой отметке в еврозоне означал бы рост цен и номинальной заработной платы в одних странах и их понижение в других. Опыт показывает, что с подобной ситуацией справляться тяжело. Даже при условии усиленного давления для проведения реформ, номинальная заработная плата в кризисных странах – по крайней мере – хотя бы не упала. Кроме того, без наличия безопасного уровня кредитно-денежная политика достигает своих пределов быстрее и уже не может больше стимулировать политику процентных ставок. В конце концов, нельзя понизить процентную ставку ниже нулевой отметки.

Spiegel: Насколько реальна опасность дефляции в еврозоне?

Вайдман: Возможность развития проблемного дефляционного сценария очень низка. Уровень инфляции снижается в основном из-за роста цен на электроэнергию и товары. Будучи центральным банком, мы не можем повлиять на ситуацию напрямую. А воздействие на уровень инфляции имеет временный эффект до той поры, пока, например, компании и профсоюзы не отреагируют посредством своих договоров о зарплате. Более того, стабилизационные процессы в кризисных странах отстают в развитии. Во время периода стабилизации не только экономический рост, но ценовой прессинг будут замедлены. Быстрое преодоление этой стадии является еще одной причиной, почему нужно решительно предпринять структурные реформы.

Spiegel: Разве ЕЦБ не использует в своих целях опасения по поводу дефляции, чтобы добиться использования тех инструментов, которые по идее он не должен использовать?

Вайдман: Если для центрального банка существует опасность не достигнуть необходимого уровня инфляции в ближайшем будущем, чтобы сохранить репутацию, ему потребуется рассмотреть нетрадиционные инструменты в рамках своих полномочий. И это не означает, что все подобные инструменты равнозначно приемлемы.

SPIEGEL: Но вы только что сказали, что низкий уровень инфляции – это результат обычных обстоятельств. Почему тогда с этим надо бороться?

Вайдман: Мы не можем изменить текущий уровень инфляции. Наша кредитно-денежная политика направлена на будущее развитие. В целях своего будущего планирования домохозяйствам и корпорациям следует научиться быть зависимыми от среднесрочного повышения цен на 2% в год, в соответствии с нашими заявлениями.

Spiegel: Тем не менее, для вас было бы предпочтительно, чтобы на своей последней сессии Совет ЕЦБ не предпринимал никаких мер?

Вайдман: Была большая вероятность того, что необходимость каких-либо мер будет пересмотрена. Особенно учитывая, что в своих новых прогнозах ЕЦБ не изменил процент инфляции на последующие два года. Как заявил президент ЕЦБ Марио Драги, мы расходились во мнениях по поводу того, была ли необходимость внедрять масштабные программы закупок. Также у нас были различные мнения относительно рисков и побочных эффектов, которые могут вызывать последние принятые решения. Особенно в свете того, что меры по повышению ликвидности, объявленные в июне, еще не были инициированы.

Spiegel: Кристиан Нойе, глава французского Центробанка, заявил, что новые меры также были нацелены на снижение курса обмена евро. Это тоже входит в задачи ЕЦБ?

Вайдман: Нет. Я думаю, что Кристиана Нойе просто неправильно поняли. Конечно, наши решения оказывают влияние на обменный курс, который затем влияет на развитие инфляции. Но мы не ведем денежную политику, которая нацелена на обменный курс. Меры, направленные на умышленное ослабление нашей собственной валюты, также не соответствуют соглашениям, принятым в рамках «Большой двадцатки». Слабая валюта – это не особо хороший способ гарантировать развитие роста.

Spiegel: Финансовый баланс ЕЦБ скоро будет включать банковские займы в форме ценных бумаг. Есть ли угроза того, что такими темпами ЕЦБ станет «плохим» банком Европы?

Вайдман: Это зависит от того, что покупается и по какой цене. Если это произойдет, ЕЦБ стоит приобретать только ценные бумаги с низким уровнем риска и только после тщательной оценки. ЕЦБ не должен платить цену выше, чем заплатил бы частный инвестор. Ясно одно: ЕЦБ не будет приобретать рискованные ценные бумаги и платить завышенную цену с целью лишь бы только достигнуть планового объема. Потому что таким образом пострадают налогоплательщики. Поэтому важно ограничить риски программы и гарантировать абсолютную прозрачность в отношении закупок.

Spiegel: Означает ли курс, которым следует ЕЦБ сегодня, что коллективизация долга, которой так противится Берлин, была проведена через «черный ход»?

Вайдман: В зависимости от структуры программы, существует опасность того, что банки освободятся от рисков за счет налогоплательщиков. Но это явно не функция ЕЦБ. Подобная ситуация также противоречила бы текущим попыткам урегулирования, направленным на возложение ответственности на акционеров и кредиторов. Вот почему представляется важным, чтобы программа закупок не подвергалась рискам со стороны финансовых институтов или стран.

Spiegel: Это будет трудно. Ценные бумаги, обеспеченные активами, выпускаются в Нидерландах, Италии, Испании и Франции — странах, где у банков имеется много сомнительных займов в портфеле. Есть ли критическая точка, при достижении которой вы больше не сможете поддерживать курс, намеченный ЕЦБ?

Вайдман: Если я не могу поддерживать определенные меры, я просто не голосую за них и бросаю все силы на то, чтобы отстоять альтернативные варианты. Только таким способом можно повлиять на процесс принятия решений. Но я уверен в том, что без влияния немецкого Центробанка, важные решения принимались бы иначе.

Spiegel: Вы были бы не первым немцем, покинувшим ЕЦБ в расстроенных чувствах.

Вайдман: Когда я вступил в свою должность, мы уже находились на стадии сложной кредитно-денежной политики. Я прекрасно понимал, с какими конфликтными ситуациями я могу столкнуться. Но я не хочу и не буду убегать от них.

Spiegel: Вас считают большим скептиком. А Драги превозносят как спасителя Европы. Это Вас беспокоит?

Вайдман: Подобные обобщения не улавливают сути, и в них нет особой пользы. Марио Драги неоднократно сам указывал на то, что лишь одной кредитно-денежной политики недостаточно для спасения Европы. Я убежден, что центральный банк, который позволяет себе поддаваться влиянию политической сферы, в итоге рискует своей независимостью. Если центральный банк компенсирует недостаток политических действий, давление будет увеличиваться все больше и больше. И банк рискует потерять собственное видение ценовой стабильности.

Spiegel: Сторонники подобного курса действий говорят, что ЕЦБ должен что-то предпринять, потому что политики отказываются нести ответственность за принятие решений. Разве они не правы?

Вайдман: Я не разделяю видение демократии, которое стоит за этим вопросом. Если избранные политики не предпринимают никаких мер, потому что просто боятся недовольства избирателей, тогда сотрудники центральных банков, не должны поддаваться и брать на себя роль политиков. И подобная процедура просто не должна браться за основу в «коллективном европейском доме».

Spiegel: Так как Германия своего рода изолирована в рамках ЕЦБ, канцлеру Ангеле Меркель приходится действовать в одиночку, когда речь идет о европейской политике. Большинство стран требует ослабления политики экономии. Что плохого в том, чтобы дать кризисным странам больше времени для решения их проблем?

Вайдман: Я не вижу, чтобы Германию изолировали. Те страны, которые провели масштабные реформы в течение последних лет и консолидировали свои бюджеты (несмотря на противостояние политической оппозиции), теперь призывают более крупные страны-участницы соблюдать свои правила. Более того, мы не должны забывать о том, что кризис суверенного долга был вызван именно сомнениями по поводу стабильности национальных бюджетов определенных стран-членов еврозоны. Если мы хотим обратиться к причинам, нужно наметить надежный курс достижения стабильного финансового положения. Заключение соглашений под давлением и нарушение условий, когда давление отсутствует, не должно быть частью данного курса.

Spiegel: И все же поставленные цели должны соответствовать реальности. Существует ли опасность подавления экономики посредством экономии?

Вайдман: Мы далеки от этого. В некоторых странах на протяжении многих лет дефицит бюджета составлял более 3%. В этом году шесть стран еврозоны превысят этот порог. Опасность, которую я вижу, состоит в том, что необходимая консолидация бюджета будет отложена. И будет трудно вернуть утраченное доверие. Кроме того, единый бюджет — это предпосылка, а не противоречие стабильному экономическому росту.

Spiegel: Но Драги хочет стимулировать экономику. Помимо других мер он собирает сторонников инвестиционной программы стоимостью более 300 миллиардов евро.

Вайдман: До того, как это произойдет, нужно посмотреть, как будет финансироваться программа, предложенная президентом Европейской Комиссии Жан-Клодом Юнкером. В любом случае она не может привести к отказу от консолидации. И каждый проект должен быть проверен на предмет того, принесут ли инвестиции выгоду в целом. Прошлый опыт показывает, что не все государственные инвестиции были рациональными. Как в кризисных странах, так и в Германии.

Spiegel: У вас есть свой рецепт стимулирования роста?

Вайдман: Рост и трудовая занятость, безусловно, обеспечиваются частными компаниями. Вот куда нужно инвестировать средства. А для этого государственный сектор должен создавать необходимые условия. Я верю, что улучшение административной структуры во многих кризисных странах, например, намного важнее, чем рефлексивные требования строительства новых улиц и мостов. Если требуются месяцы на то, чтобы начать свой бизнес или получить строительную лицензию, разве это будет способствовать стремлению предпринимателей вести активную деятельность? В дополнение к этому нужно консолидировать государственные бюджеты, сделать рынки труда более гибкими и стабилизировать банки (как было обещано), чтобы можно было снова выдавать займы. И по этим вопросам уже достигнут определенный прогресс.

Spiegel: Но явно не во Франции и не в Италии.

Вайдман: Правительства этих стран уже осознали, что нужно действовать. Примеры Испании и Ирландии показывают, что структурные реформы дают результат. Правительства обеих стран недавно смогли произвести значительные изменения в своих прогнозах роста.

Spiegel: А что если Франция и Италия будут продолжать действовать так, как они действуют сейчас?

Вайдман: Чем дольше обе страны будут воздерживаться от создания условий, необходимых для роста и стабильности, тем дольше еврозона будет оставаться слабой. И тем дольше кредитно-денежная политика будет испытывать давление

Spiegel: Вы скорее увидите падение евро, чем откажетесь от своих принципов?

Вайдман: Вопрос не в этом. ЕЦБ вносит свой вклад в успех кредитно-денежной политики посредством сохранения стабильной денежной стоимости. Это входит в сферу наших законных полномочий. Со своей стороны страны-члены еврозоны должны стремиться к тому, чтобы их экономика соответствовала общей валюте. Это те правила игры, с которыми все согласились.